Я без сил опустила голову. Но мы хотя бы встретимся.
— Разрешаю, — подумав, согласился судья.
Лиам надменно улыбнулся, считая, что это жест отчаяния, а значит, и победа близка. Нас проводили в отдельную комнату, и оставили одних. За дверью возмущался Лиам, выговаривая, что у них так не положено, и нас нужно держать под охраной.
Плевать, пошли нам навстречу или григорианцы слабее контролируют осужденных, я была безумно рада видеть мужа.
— О, Шад… — выдохнула я, лбом прижавшись к сухой, шершавой груди мужа.
Он стоял неподвижно, готовясь к неприятному разговору. Я шестым чувством осязала, что он станет неприятным.
По тому, как защищался Шад и тону просьбы, когда обратился к судье. Пальцы сжались на запястьях мужа. Я не хотела его отпускать. В этот миг рушились все мои смешные надежды и мечты, которым я поддалась в нашу первую ночь. Все пало. Сейчас я понимала, какими фантастическими они были… Верила мужу, и думала, что смогу стать женой правителя, а теперь нас судят. Но верить ему не перестала. Все, что было мне нужно — он сам.
— Рива, — хрипло произнес он. — Я счастлив, что ты жива.
Тон был могильным, я зажмурилась.
— Ниара не выжила. Сочувствую твоей потере.
Шад промолчал.
Он принял известие с григорианским хладнокровием. Или ему не до мыслей о погибшей сослуживице и напарнице. Я подняла голову: хотела видеть его глаза. Они, янтарные и ясные, меня не обрадовали. У них не просто не было выражения. В их глубине было бесконечное, как космос, спокойствие. Шад уже принял решение, каким бы они ни было…
Я ощутила худые пальцы в волосах.
— Скажи что-нибудь успокаивающее, — попросила я.
Молчание было красноречивым ответом.
— Перестань! — выдохнула я, вновь прижимаясь к груди мужа. — Не может быть, чтобы мы проиграли! Чтобы не было ни одного шанса! Иначе зачем ты просил встречи?
— Чтобы увидеть тебя.
— Что с Лиамом? Ты выбрал тактику защиты?
Я перебиралась пальцами на его груди, словно ощупывала броню. Просто нервы. С мольбой смотрела в глаза, надеясь, что да — у него есть план.
Шад отвел взгляд.
Мне показалось, он уже все просчитал, все знает, и у него подготовлена для меня речь. Для этого и звал.
— Лиам выбрал безошибочный способ для победы, Рива. Своими аргументами он подталкивает меня к признанию вины. Намеренно, зная, что был сговор генералитета и я не допущу, чтобы это было вскрыто. Я не признаю этого.
— Не признаешь? — помертвевшими губами произнесла я.
Стало ясно беспокойство Шантары.
Шад рассматривал меня — искал признаки, как я приняла это. Эмоции считывал. Только я от шока ничего не смогла выразить. Только взгляд уплыл — я улетала в мир персонального ада, мыслей, как я буду без Шада, если он ничего не сделает для своего спасения…
А он не сделает.
Свершалось то, чего я больше всего боялась.
— Я просил встречи с тобой, а не с сестрой или матерью, чтобы предупредить о том, о чем остальные уже знают.
— Молчи… — я залепила ему рот ладонями.
Я тоже все поняла.
Не так быстро, как григорианцы — я всего лишь ксено-этик, а не их соотечественница. Но поняла. Каждое слово отдавалось в ушах, как набат.
— Я признаю вину, нет другого выбора. У меня был разговор с генералитетом об этом. Я обязан.
— Шад… — выдохнула я. — Не сходи с ума! Не смей этого делать!
Последние слова я прошипела, как змея, вкладывая в свистящий шепот все, что я ощущала. Все безумно сильные чувства, которые я складывала и прятала где-то глубоко в себе за годы на «Стремительном» и позже, встали в полный рост, заставляя меня дрожать и говорить все, что хочу.
Он был не прав.
Они использовали его в первый раз, и делали это во второй, сначала забрав карьеру и семью и заставив на мне жениться, а когда план не сработал, забирают жизнь. Насколько это просто, платить своими подданными, когда самим ничего не угрожает!
— Ты не прав, Шад!
Как он этого не видит.
— Ты такой же раб, как и я. Только меня угнали в рабство, а ты добровольно его принял! На смерть идешь ради своей страны. А с тобой ведь родина поступила так же, как и со мной!
Я думала, хоть теперь он начнет спорить.
Но и сейчас он молчал.
— Мы не этого ждали! — прокричала я. — Не этого! Я верила в тебя — зачем, чтобы меня оставил? Я не выживу одна!
— Ты останешься здесь. С моей семьей. О тебе позаботятся, не бойся.
— Нет! — проорала я. — Вы все без меня решили, как всегда! А меня ты спросил?
— Ты должна быть сильной, Рива. Выбора нет. С тобой все будет хорошо.
Он наклонился, схватив меня, и поцеловал в губы, как я его когда-то перед боем… Я ошеломленно замолчала. Мои слова, моя истерика и крики ни к чему не привели. Я не сдвинула его с решения ни на йоту. Желтые глаза смотрели так же спокойно.
О, нет. Такая уверенность, что меня не тронут…
Когда его казнят, не думаю, что оставят в покое меня. Он в одном случае может быть уверен в этом. Если попросит в последнем желании об этом. Ему не откажут — это закон. Шад потратит последнее желание на меня.
— Своим решением ты меня убиваешь, — откровенно призналась я. — Ради своей страны и генералов, которые тебя предали.
Словами я пыталась достучаться до сердца.
Было больно от мысли, что Шад меня бросает. Что уходит, хотя это он меня приручил — и делал это долго, пока я не привыкла к нему, его рукам, его правилам. С ним я обрела дом. Теперь меня снова его лишали. Последнего пристанища. Обители, которую он для меня построил, чтобы я спряталась.
— Мне жаль, Рива. Я совершил ошибку, я проиграл, и теперь должен за это ответить.
Я все аргументы сказала. Может, и солдаты за дверью это слышали — и пусть. Я готова выйти и повторить это на суде. Только без толку. Они все здесь такие и будут молча взирать птичьими глазами на то, как рушится моя жизнь.
Но он… Я надеялась, что Шад поймет мои чувства и их разделит.
Не оставит меня.
— Мне пора, — с сожалением сказал он, освобождаясь от моей хватки, и направился к двери.
— Услышь меня! — бессильно крикнула я в спину.
— Я услышал, — ответил он, прежде чем выйти.
Я упала на колени и расплакалась в холодные ладони. Без меня суд не начнут — я одна из сторон. И перерыв еще не окончен. Просто Шад не захотел продолжать разговор и бессмысленно рвать мне душу, пока я совсем не обезумела и в исступлении не начала цепляться за плащ, когда бы он уходил.
Сделает по-своему.
Я сразу успокоилась. Слезы на ладонях были холодными, горькими. Если они исполнят задуманное — я их прокляну. Остановить это не могу, но прокляну всех публично. Как и Шантара выкрашу пряди волос в черный…
— Эми-Шад?
Я подняла глаза: в дверях ждал григорианский солдат.
— Пора в зал.
Я с трудом встала, колени болели — ушибла об каменный пол. В зал вышла, не чувствуя ног, ни на Лиама не смотрела, ни на мужа. В пустоту. В другом зала затуманенным взглядом нашла его семью. Они все уже знали. Каменные лица родителей, сестры. Им и так тяжело. Быть осужденным — большой позор, а когда судят военного в таком чине — тем более. Испытание для всего рода.
— Прошу удалить из зала моих отца и мать, — сказал Шад.
Отец начал возражать, но судья был непреклонен.
Мы бы не продолжили без этого. Я поняла, что Шад пожалел их. Представила, как буду жить с ними после казни мужа… Нет, осуждать меня они не будут — поздно, и не моя вина это, а его командиров. Шантара осталась в зале. Григорианка надвинула капюшон на голову, чтобы никто не увидел лица — не хотела, чтобы видели ее чувства.
Лиам надменно смотрел на Шада.
За маской он прятал злость поражения и, думаю, страх. Мало кто мог бросить ему вызов, а Шад едва не убил его. И ничего не боялся — даже казни.
— Хочу кое-что сказать вам, генералы, — мрачно начал Шад.
Он не смотрел в мою сторону. Янтарный взгляд обратился к зрителям, которые, как и его семья, находились у стен зала. Там были и его командиры. Министры. Много кто пришел. Шад был героем, суд над ним — большое событие на Григе. Когда все закончится, вряд ли на планете найдется хоть кто-то, кто не слышал о нашей истории.