— Чтобы не вызвать подозрений. Но отложил дела, сославшись, что только прилетел и хочу отдохнуть.
— Разумно, — согласилась я.
Мы шли нога в ногу, но с этой стороны на поясе висел кинжал, и рукоятка пару раз задела меня, напоминая об трофейном оружии Эммы. Оно лежало дома. Шад просто положил его, подразумевая, что я могу его взять, если хочу. Может попросить о паре уроков?
Мы заглянули в лавку по дороге, чтобы купить горячих лепешек и чай.
Пока старик-хозяин заворачивал покупки, мы смотрели в работающий экран, на котором сменяли друг друга картинки: Лиам, пустынная планета, совещание генералитета и сената…
— Включите звук, — встревоженно попросил Шад.
Старик вытаращился на нас подслеповатыми глазами, а затем добавил звук, вместе с нами глядя на экран.
— Это твоя планета, Изгой? — прошамкал он.
Генерал только прищурился. Насколько я могла судить, Шад ни с кем не поддерживал отношений с тех пор, как мы сбежали. Новости смотрел с тем же тревожным интересом, что и я. Стоял, закутавшись в пустынный плащ и нахохлившись, словно пожилой гриф. Я не видела лица, но ощущала каким-то особым чувством, что Шад недоволен. Это как третий глаз, особый эмоциональный канал, который появляется у рабов и эмпатов: способность улавливать эмоции.
Нехорошие слухи о Григе долетали и раньше. В лавках, на площадях и рынках, везде, где я появлялась и где меня знали, со мной пытались заговорить о том, что происходит на этой планете, зная, что мой муж с нее. Я вежливо улыбалась, отнекивалась. Никто не был нагл настолько, чтобы донимать жену григорианца, но любопытством так и фонило от окружающих. Говорят, у Лиама с правительством Грига возникли разногласия. Что они не могут достигнуть договоренностей по торговым и другим вопросам. Что вражда в правовом поле не думает стихать. Я-то понимала, в чем дело. Лиам мстительный ублюдок. Бинтуя горло, а затем рассматривая шрам, он проклинает нас с Шадом ежедневно. Из-за того, первого неудачного поединка все пошло наперекосяк.
Слухи не врали.
— Из-за нарушений в торговых соглашениях, Григу было направлено заявление, рассмотрев которое, сочли правомерным. Это откроет путь к переговорам…
Шад сжал кулаки и сквозь зубы обронил григорианское ругательство.
— Путь к рабству это откроет! Деньги ему важнее чести стали, после войны-то! Ради торговли принимает претензии, после победы сам сдается, бесхребетный, — обругал он своего правителя.
— Они пытаются быть дипломатичными, — попыталась я заступиться. — Законными…
— Законов на войне нет, — бросил Шад. — Когда нужно было подтверждать притязания на трон в бою, слизняки туда не попадали!
Глава 28
Я замолчала, вспомнив, что так я и оказалась у Лиама — моя планета перестаралась с «дипломатией». Защищать Григ перехотелось. Шад был взбешен, едва не скрипел зубами. Я понимала, что с ним: это и его вина тоже, если бы он не промахнулся, ничего бы не было. Его рука дрогнула и винить он может только себя, что и делает с успехом.
Мы покинули лавку и дальше шли в молчании. Я тяжело вздохнула, кутаясь в григорианский плащ. Уже привыкла к ним, и ходить удобно — я оценила практичный покрой, он отлично защищал от пыли… Чужие традиции стали ближе.
Дома я разложила покупки. Приготовила напитки и, когда мы спрятались в тени на заднем дворе, вспомнила о кинжале.
— Возьми себе, если хочешь, — не стал возражать муж. — Ты сберегла его, имеешь право пользоваться. Его хозяйки больше нет.
— Покажешь, как пользоваться?
— Если хочешь, — он отстегнул свое оружие. Рукоятка легла в руку, как влитая. — Но тот кинжал не по твоей руке сделан. Им будет неудобно владеть. Если хочешь…
Он замолчал.
— Если хочу — что?
— Если хочешь, — очнулся он от мыслей, — когда будем на Григе, я закажу тебе личный.
— О, спасибо, — с чувством поблагодарила я.
— Если когда-нибудь будем. Все к тому идет, что возвращаться станет некуда.
Я вспомнила новости и расстроилась, но сходила за кинжалом. Шад старался прятать от меня настроение. Он всегда мрачный, но теперь к угрюмости добавилась усталость, а он при проблемах всегда так выглядит. Прячет, что ранили дурные вести.
— Не говори так, — попросила я, вернувшись. — Твоя страна намного благоразумнее моей. Думаю, все будет в порядке. Мир ведь подписан. Лиам мало что сможет сделать.
— Хотелось бы верить. Встань, — негромко сказал муж. — Кинжал нужен для самозащиты. Его смысл — всегда быть под рукой. Если тебе отлили личный кинжал, с этого момента он всегда должен быть там же, где и ты.
Он объяснял, свободно опустив руки. Кинжал еще был в ножнах.
Я встала напротив.
К драке с григорианцем я, пожалуй, не готова. Но очень хотелось научиться — это далеко не Эмма. Во-первых, он боец, во-вторых, это его национальное оружие.
— Нападаешь так, — он показал режущий прием. — Пропускай встречные удары. Лучше увернуться, чем отразить. Вот так — защищаешься.
Он показал несколько приемов. В его руках оружие выглядело органично. Представляю, сколько раз за жизнь он нападал и защищался, сколько раз за войну.
Шад слегка прихрамывал, и я вновь обратила на это внимание. Тут же нож оказался у горла.
— Не отвлекайся во время боя, — предупредил он. — Смотри на противника. Повернись.
Я встала спиной к мужу, и он вложил оружие мне в ладонь. Рукоятка была шероховата и не совсем удобна. Он сжал руку поверх моей — получилось, вложил мою ладонь в свою и вытянул руку.
— Жаль, ты ниже, чем григорианка, — задумчиво сказал он.
Мы стояли вплотную. Он провел жилистыми пальцами по волосам, убирая их в сторону и перебрасывая через плечо. Григорианки не зря связывают волосы, чтобы не мешали. Шад ничего не сказал, хотя мог бы предложить и мне сделать такую прическу. И хорошо. Полностью становиться другой мне не хотелось. Я бы все равно не заплела косы.
— Защищаешься, — он повторил прием, владея моей рукой, как продолжением своей. — Нападаешь. Повтори.
Шад отпустил меня и отступил, наблюдая со стороны.
Я повторила, стараясь действовать похоже. Неосознанно скопировала, как Эмма показывала, и он сразу меня поправил.
— Нет, — он переставил мои пальцы и кисть в нужное положение и вновь отступил. — Еще.
Мы тренировались около получаса. Шад настойчиво, но терпеливо поправлял меня. Я уже привыкла к нему. Прикосновения мужа меня не смущали. Наверное, так и происходит, когда единственный, кто в тебе заинтересован и кто может помочь — иноземец. Цепкие сильные пальцы, поворачивали кинжал под нужным углом, пользуясь моей руки.
— Сколько же нужно тренировок? — вздохнула я, когда устала, и опустила руку.
Запястье ныло, и вообще я серьезно вымоталась, хотя бой был учебным.
Шад даже не запыхался.
— Григорианцы из военных родов тренируются с детства. Тебе я дам несколько уроков. Позже, если захочешь, изучишь сама.
Он обтекаемо намекнул, что я не боец. Обидно.
— Ты думаешь, я не умею драться, потому что… — я осеклась. — Потому что рабыня?
— Нет, Рива, — руки Шада стиснулись на моих плечах. — Потому что ты недостаточно сильна биться григорианским кинжалом. Ты не выстоишь в поединке.
Руки спустились до талии стиснули ее.
— И надеюсь, тебе никогда не придется биться с одним из нас, потому что ты проиграешь.
Ну, хотя бы не рабство намекнул. Я действительно слабее, но лишь потому, что это моя природа. Мы стояли друг напротив друга, Шад держал и мне впервые не хотелось отступать.
— Григорианки настолько сильнее?
Шад хмыкнул и убрал руки.
— Это зависит от личных качеств. Не от пола, Рива. Часто перед боем у меня были спарринги с десантницей. Почти победила меня, — он улыбнулся с неожиданной теплотой. — Жаль ее…
— Погибла?
— Нет. Была осуждена за убийство командира.
Он отвернулся, показывая, что урок — и разговор, окончены. А может он просто о той десантнице не хотел говорить. То ли жалел ее, то ли они были близко знакомы… Шад меня историями о войне не баловал, хотя, судя по состоянию брони, едва ли не пешком ее прошел. Неожиданно я ощутила теплоту и сочувствие к мужу. Мы все хлебнули горя: каждый со своей стороны. Война зло, всех топчет.